Патрология как место встречи науки и творчества

Игум. Дионисий (Шлёнов)

Патрология как место встречи науки и творчества[1]

1.     Патрология как богословская дисциплина

Патрология – это одна из базовых дисциплин богословского образования. Патрология изучает жития и произведения святых отцов непосредственно, а также в контексте – более широком – христианской литературы периода Античности, поздней Античности и Средневековья. Патрологии близка патристика, которая исходит не столько из наследия отдельных личностей, сколько стремится найти общие траектории по истории догматов или идей.

В эпоху самих святых отцов и в последующие времена Средневековья и раннюю эпоху Возрождения святые отцы или отцы Церкви цитировались и составляли важную часть Священного Предания, но отдельно не изучались, что подтверждается отсутствием в византийском лексиконе слова πατρολογία[2]. При этом святоотеческое и отеческое учение выражалось, в частности, словосочетанием «учение отцов», как встречаем у св. Иустина Мученика: «Так вот одного Бога почитать учат нас Божественные Писания и учения отцов»[3]. «Исповедание отцов» и «учение отцов» – синонимы нерушимой вероучительной традиции по учению свт. Афанасия Александрийского[4]. Путь спасения заключается в следовании «природному закону» и «учению отцов»[5].

«Учение отцов», не впавших в ересь, «богодухновенное»[6] и «благое»[7] и «медоточивое»[8]. «Учение древних и отцов» передаётся из рода в род[9]. Для императора Юстиниана «учение отцов» – это православное учение, опровергающее монофизитское[10]. Приведённых примеров достаточно, чтобы представить, какое большое значение придавалось отцам в византийской православной традиции.

В период иконоборческих споров возникло представление о важности верификации святоотеческих текстов, и тем самым были намечены основы будущей дисциплины патрологии как науки. Но только в XVII в. патрология и патристика сформировались как отдельные взаимодополняющие дисциплины. В дальнейшем постепенное развитие привело к расширению компетенций патрологии и трансформированию патристики в догматику[11].

Сама патрология – это ядро, квинтэссенция, где важно и главное, и второстепенное, связанное с мыслью и наследием святых отцов. Есть ещё более обширное понятие – христианская литература, в которую входит более широкий круг авторов, которых не относят к святым отцам, а также разные литературные жанры, выходящие за пределы богословия и догматики.

Следует отметить, что изучение патрологии в контексте и с учётом христианской литературы не теряет своей актуальности в наши дни. На Западе во второй половине XX – начале XXI в. школы изучения христианской литературы вышли на высокий уровень. Сложилось несколько направлений: Итальянская школа (Морескини–Норелли), Французская школа (Пудерон), Английская школа (Кембриджская история христианской литературы). Издание Греко-латинским кабинетом Ю. А. Шичалина первого тома исследования Морескини–Норелли стало важным шагом не только для изучения христианской литературы, но и патрологии первых веков христианства. Было бы наивно думать, что актуальные патрологические темы исчерпаны. Многие темы остаются открытыми, включая систематическое описание святоотеческого наследия и мысли после прп. Иоанна Дамаскина – не только вплоть до падения Константинополя, но и до настоящего времени с драматичным настаиванием «Второго Рима» на своём исключительном и чрезмерном первенстве.

2.     Патрологический профиль в МДА

В Московской духовной академии при кафедре богословия существует профиль «Патрология и христианская литература». В самом названии отражается стремление к изучению святоотеческого наследия как наиважнейшего, а также всех текстов, относящихся к богословию Церкви (в более широком понимании данного термина как всего христианского вероучения). Хронологические рамки не сводятся к традиционному периоду с I по VIII в., который, конечно, остаётся ключевым. В поле изучения могут попадать и значительно более поздние тексты, как, например, наследие греческих богословов периода туркократии, включая труды свт. Досифея Нотараса (XVII–XVIII) и прп. Никодима Святогорца (XVIII в.).

Такой подход с более узким (и важным) и более широким кругами изучения отражается и в названии серии, которая стала выходить по инициативе разработчиков профиля «Патрология и христианская литература», – «Святоотеческая и византийская библиотека», где под словом «святоотеческий» подразумевается наследие святых отцов, а под словом «византийский» – наследие христианских авторов, живших в Византийской империи или в единоверных странах и близких по христианской культуре странах.

Каковы преимущества занятия патрологией в настоящее время в МДА?

• Доступность греческих и латинских первоисточников в удобных базах данных.

• Фонды библиотеки Московской духовной академии, отчасти отражающие высокий уровень западноевропейской патрологической науки.

• Программа самого профиля «Патрология и христианская литература», в которой заложено стремление к детальному изучению ключевых знаний при возможности изучать ряд вспомогательных дисциплин, включая классические и древние языки.

• Учёная и языковая среда, культивируемая в МДА.

3.     Научный подход в патрологии

Все вышеуказанные пункты по сути дела важны для реализации научного подхода, заключающегося в строгом продвижении от достигнутого к следующему этапу исследования. Избираемые темы должны быть актуальными, что откроет перспективу реализовать исследование на базе перевода и тем самым осуществить введение в оборот нового памятника.

В научные задачи изучения святоотеческого памятника входит выяснение авторства, своеобразия текста, степени его оригинальности и актуальности. Может показаться, что наука сама по себе скучна и малорезультативна. Стоит ли терять время на второстепенные детали, своеобразие, вместо того чтобы изучать общезначимое и важное? На это можно ответить следующее. При любви к святым отцам всё, что связано с ними, имеет большое значение. «Верный в малом и во многом верен» (Лк. 16, 10). Изучение деталей приводит к лучшему пониманию наследия отцов в частном и целом, как бы позволяет вступить в диалог со святыми отцами, услышать их голос. Научная детализация позволяет приблизиться к отцам и вступить на путь дальнейшего научного и творческого изучения их наследия.

4.     Творческий подход в патрологии

Таким образом, в патрологии есть ещё одна составляющая, о которой мало пишут, но которая очень важна, – творческая. Если наука исходит в своих подходах из точных данных, то творчество стремится дать этим данным живую интерпретацию, поместить их в оригинальную последовательность. Но главное – самый большой источник для творчества в патрологии – это не столько научные вторичные источники, сколько первоисточники – сами произведения святых отцов.

4.1. Экзегеза Священного Писания

Для того чтобы понять, как появилось святоотеческое наследие, нужно обратиться к основному методу христианского богословия, а именно к экзегетике Священного Писания. Святые отцы и христианские писатели толковали Священное Писание не только для того, чтобы на основании этих толкований сформулировать основополагающий Символ веры. В духовно-назидательных целях отцы и христианские писатели, как, например, прп. Максим Исповедник, занимавшиеся созерцательным методом (θεωρία), пытались построить огромное здание христианской нравственности и духовности. Так, согласно его экзегезе, земля (ср. Быт. 3, 17) – это очищение через деяние, семя (ср. Быт. 3, 18) – созерцание, а «хлеб» (ср. Быт. 3, 19) – «истинное тайноводство к богословию»[12]. Именно при истолковании Священного Писания аллегорическим или типологическим методом появляется глубина богословия, катафатически и апофатически описывающего Бога в Себе и Его домостроительство в мире, а также глубочайший смысл аскетической традиции Православия, как очищение, озарение и обожение.

4.2. Экзегеза отцов

По мере расширения корпуса святоотеческих текстов возникло ещё одно направление – экзегеза святыми отцами святых отцов, или – шире – христианскими писателями христианских писателей. Самый яркий пример – свт. Григорий Богослов в последующей патристической и византийской традиции, как хорошо видно по рецепции его крылатого определения человека как «великого мира в малом»[13]. Или «Ареопагитики» – в толковании прп. Максима Исповедника или учении свт. Григория Паламы.

При сравнении двух экзегез Писания и отцов может оказаться, что экзегеза Писания более живая и оригинальная, менее школьная. Однако и в той и в другой экзегезе имело место духоносное творчество, стремление не только объяснить, но и углубить священные смыслы.

4.3. Проповедь

Если учесть, что основной метод духовного назидания, – это проповедь, то можно представить разницу между наукой и творчеством в патрологии как разницу между научной статьей и проповедью. Автор научной статьи пытается досконально описать то или иное явление или проблему, а автор проповеди пытается настроить слушателя на покаяние и внимание себе. По замечанию И. Фундулиса, именно экзегеза лежит в сути метода проповедования, а в самой проповеди и должен быть реализован метод созерцания и соотнесения духовных смыслов.

А особенность патрологии в том, что патролог должен научно изучать проповеди – то, что создавалось как духоносная экзегеза Священного Писания и – шире – что утверждалось на основании опыта, то есть не столько рационально, сколько духовно. Также как изучать и «догму», которая, по мысли свт. Василия Великого, является внутренним средоточием христианского вероучения[14].

4.4. Молитва

Сами святые отцы при толковании Писания, в назидательной проповеди и в созерцательных трактатах выступали не столько как учёные и совсем не как творческие интеллектуалы, но, прежде всего, как духоносные люди, очистившие себя от грехов и страстей и в результате этого очищения приобретшие озарение и, в конце концов, достигшие обожения. Как известно, вершиной творчества святых стала молитва как «искусство искусств»[15]. Молитва – это живая связь с Богом. Значит, подлинное творчество святых – это синергия их усилий и Божественной помощи, что ещё более усиливает его харизматичный, не подлежащий законам мира сего характер.

Постараюсь описать данную ситуацию иными словами. Патролог по науке изучает то, что вне науки. При помощи инструментария, в том числе и внешнего, он пытается внешне описать внутренне неописуемое. Устанавливая тот или иной факт из жизни или наследия святого отца, он не столько ощущает себя знатоком святого отца, сколько понимает пределы своих собственных компетенций, и должен уметь остановиться на пороге тайны. Пользуясь методами научного описания, он устанавливает авторство или аутентичность текста тех святых отцов, которые часто писали под другими именами и в любом случае были столь смиренны, что хотели входить не в «историю науки», но лишь в «историю святости».

5.     Путь к святости

Для изучения таких текстов нужен не только научный инструментарий, но [и]:

• Сопричастность вере и жизни святых отцов.

• Готовность пользоваться их собственным методом (например, произносить созерцательную проповедь как экзегезу Священного Писания).

• Создавать на основании их сочинений духовно-просветительные доклады, цель которых – предложить важные духовно-назидательные уроки и наставления.

• Стараться начать жить живым святоотеческим словом, изучение которого занимало бы второе место после молитвы.

• Научиться применять святоотеческую мудрость к актуальным ситуациям.

• Проявлять изобретательность для того, чтобы любая деталь из жизни отцов была интересна для изучения, ради чего можно было бы потратить

даже непропорционально большое время.

Пути науки и творчества являются не столько противоположными, сколько взаимодополняющими. Ведь и сами святые отцы были одновременно и представителями культуры своего времени, и духоносными мужами. Можно сказать, что светская и прежде всего философская культура оказалась через их наследие воцерковлённой или просто более актуальной. Но даже не пройдя их рецепцию, светская культура того времени – как среда жизни святых отцов – достойна тщательного изучения для реконструкции образа жизни и мысли святых людей.

В современном мире, информационно наполненном, очень важны святоотеческие ориентиры. Святые отцы могут влиять многогранно, в том числе и на литературное творчество, чтобы писать, жить и мыслить в их категориях.

Всё святоотеческое знание можно попытаться представить как творчество по отношению к сложившимся формам античной культуры. К примеру, в античный период в учении стоиков мы находим подробно разработанную аретологию, многие элементы которой были восприняты святыми отцами. Но отцы не столько повторяли её, сколько шли далее, прибавляя к имевшимся суммам знаний крупицы своего духовного опыта.

6.     Творчество в святоотеческой традиции

Для уяснения подлинного творчества предлагается кратко рассмотреть несколько тем.

6.1.Творчество согласно святым отцам

Что святые отцы понимали под творчеством? По-гречески «Творец» – Δημιουργός, Ποιητής. Однокоренные существительные, указывающие на процесс творчества, –δημιουργία, ποίησις. Подлинным Творцом, Чудотворцем, Источником света и знания является Бог. Люди – с точки зрения каппадокийского богословия – всего лишь отблески Божественного света. Люди творят по дару Божественной благодати. Подобно тому как Бог сотворил окружающий мир и его венец – человека, так и сам человек должен возделывать внутри самого себя умопостигаемый рай и очищать данный ему в драгоценный залог образ Божий.

Все наши дарования – от Бога. Нам ничего не принадлежит, кроме свободы, которая дана для того, чтобы добровольно и свободно принять в своей жизни Божественную волю.

Согласно святоотеческому учению, человеческая душа по образу Святой Троицы трёхчастна: умная, желательная и раздражительная силы. Каждой из этих сил присущи творческие способности. В частности, к таковому творчеству относится духоносное создание текстов, передающих вечные истины Божественного Откровения.

6.2. Многообразие экзегетических подходов к Священному Писанию

Священное Писание – абсолютное и безусловное Откровение. Но в нём используются глубокие образы, в том числе и земные, которые могут по-разному интерпретироваться. При толковании Писания возможны даже внешне противоположные подходы. Например, толкуя евангельский стих «Вы есте свет мира», свт. Григорий Богослов писал, что подлинный первый свет – это Бог, а люди – светы как носители этого света. Однако эта приобщённость свету достигается очищением себя, огромным аскетическим подвигом. Значит, заповедь блаженства «Блаженны чистые сердцем, ибо они Бога узрят» (Мф. 5, 8) и передаёт поэтапность духовного совершенствования: очищение[16] – озарение[17]. Видение Бога – это и боговидение святых в раю, и приобщённость Богу при жизни тех, кто стремился и смог достичь святости (согласно свт. Григорию Нисскому «иметь Бога в себе»[18] и видеть в своём образе Архетип[19]), и достижение райских обителей путём доброделания[20], и стремление к внутреннему идеалу вне внешних образов и типов[21], и достижение бесстрастия[22]. Но и при жизни боговидение может описываться как единичный исключительный момент (видение в юные годы прп. Симеона Нового Богослова), достаточно длительное состояние (по описанию прот. И. Романидиса) или постоянное состояние богопросвещённого подвижника, видящего Бога «умным чувством» души (по учению свт. Григория Паламы[23]). Один и тот же стих Священного Писания будет приобретать дополнительные смыслы в разных богословских контекстах (для свт. Феолипта Филадельфийского Мф. 5, 8 указывает на бдение и бодрствование души[24], а для свт. Симеона Фессалоникийского – на равноангельное житие[25]). Современный патролог должен уметь, помимо прочего, обобщить эти значения и постараться начать жить согласно святоотеческой аксиоматике.

Ещё один пример – стихи из Псалтири «обновится яко орля юность твоя» (Пс. 102, 5) и «восхождения в сердце своём положи» (Пс. 83, 6). По мере формирования корпуса аскетическо-мистических текстов Церкви и тот и другой стих будут означать духовную высоту и максимальную близость Богу.

6.3. Соотношение творчества и молитвы

«Молитва – восхождение ума к Богу», – данное определение Евагрия Понтийского[26] повторил в 86-й главе «Точного изложения православной веры» прп. Иоанн Дамаскин[27]. Но повторил для того, чтобы подчеркнуть, что во Христе не было «восхождения ума», так как Христос Спаситель имел совершенное человечество без необходимости нравственного совершенствования – в отличие от любого, даже самого святого человека. Такое отношение к термину «восхождение» – самое настоящее богословское творчество в стремлении представить идеальный образ Богочеловека, обладающего двумя природами, действиями и волями.

Само понятие молитвы, тем самым, одно для людей и другое для Богочеловека, при том что Он воспринимает полноту человеческой природы и во всём показывает пример. Из интерпретации прп. Иоанна Дамаскина по методу прп. Максима Исповедника, который выделял два уровня усвоения человеческой природы Христом при Боговоплощении: существенное и относительное, – можно сделать вывод, что существуют разные типы молитвы: молитва святого за мир и покаянная молитва грешника.

Именно молитва – это «искусство», причём не простое искусство, а самое совершенное «искусство искусств». Аристотель разработал в «Этике» теорию искусства, и эта теория продолжала прилагаться святыми отцами и христианскими писателями применительно к философии, как самой высшей дисциплины тривиума из так называемых в эпоху схоластики семи свободных искусств. Для того чтобы творить настоящую молитву, нужно сильнейшее творчество. Для того чтобы понимать святоотеческое учение о молитве, тоже нужно творчество. Для того чтобы постичь учение о молитве, необходимо сочетание деяния и созерцания по примеру Марфы и Марии.

6.4. Наука и благочестие

В античную эпоху существовал идеал любомудра – совершенного и в слове, и в деле. Быть подлинным любомудром трудно. В Новое время стал складываться образ учёного как узкого специалиста, имеющего право быть или не быть благочестивым по своему усмотрению. Вроде бы «наука» и «благочестие» разошлись в разные стороны, но с учётом огромной многоплановости научных задач на учёном лежит такая большая нагрузка, которая сама по себе способствует смирению и пониманию ограниченности всех своих усилий. В этом отношении творчество помогает сохранять живой интерес к науке, также как и неподдельное благочестие.

Одним из инструментов научной работы является древнегреческий язык. Он же помогает и для соблюдения в душе благочестия. Научное изучение экзегезы речения из книги Исход «внемли себе» оказывается рядом с молитвенным восприятием литургического призыва на Малом входе «Премудрость. Вонмем!»

Именно творчество необходимо для соотнесения всех наук, а не только классической филологии или византинистики с богословием.

6.5. Можно ли изучать то, что не можешь исполнить в данный момент?

Этот частный вопрос может показаться излишним, если исходить из цельного образа античного и позднеантичного любомудра. Однако в исполнении прочитанного и в чтении для исполнения присутствует и утилитарный момент, в то время как одна из главных задач творчества – выходить за установленные пределы в стремлении к подлинному и неизвестному. Знание того, что мы пока что не можем исполнить (имеются в виду высокие истины богословия), может и не надмевать, а, наоборот, смирять и задавать важную систему координат для дальнейшего движения.

Отчасти данный принцип лежит в основе духовного образования, цель которого, конечно, не в научении ради интеллектуального развития, а в научении ради действительного достижения высшей духовной цели спасения.

Античное «Я знаю, что ничего не знаю» приводит не к пассивности, а поиску подлинного знания. Античное «Познай себя» аналогично христианскому «Забудь себя», которое, в свою очередь, приводит к подлинной памяти о Боге, содержащейся не столько в уме, сколько в сердце или душе.

6.6. Опасность самооправдания занятиями наукой или творчеством.

Итак, можно и даже нужно изучать неисполнимое в данный момент, но если чрезмерно привыкнуть к временному и невольному раздвоению или, иными словами, если возвести это раздвоение в норму и аксиому жизни, то тогда жизнь может превратиться в некое научное делание с творчеством внешним, эмоциональным, душевным, но не до конца внутренним и настоящим. Искреннее несение своего христианского звания во многом позволяет избежать данной раздвоенности или иметь надежду на то, что она будет не увеличиваться, а уменьшаться в жизни.

Изучение отцов не освобождает от императива достигать святости и жить так, как жили отцы. Знание высоких примеров автоматически не приводит – без больших усилий – к следованию примерам. Сердечно-эмоциональный характер творчества не отменяет более духовного творчества, появляющегося в результате действительных подвигов и духовных трудов.

Заменяет ли занятие святыми отцами святоотеческую молитву? На этот вопрос современные старцы и святые люди дадут скорее отрицательный ответ. Но никто не скажет, что изучать святых отцов не надо или что их надо изучать без молитвы. Доклады и лекции по патрологии могут оказаться тем состоянием души, которое приготавливает её к молитве или предваряет молитву, настраивая на молитвенный лад.

6.7. Бог и святые: творец в тишине уединения.

Творчество святых отцов заключалось, в частности, в произнесении проповедей и написании слов. Уединение – лучший друг проповедника и писателя. Соотношение слова и безмолвия – одна из важных тем, позволяющая и современному исследователю приобщиться святоотеческой исихии, не препятствовавшей, а помогавшей нести словесное служение благовестия. «Возлюби безмолвие!» – проповедовал один из самых красноречивых богословов Церкви свт. Григорий Богослов, утверждавший также, что «безмолвие лучше слова».

7.     Выводы

Данные темы помогут в будущем выработать более стройную концепцию о соотношении науки и творчества в дисциплине патрологии. И наконец, последнее. Из науки патрологии берут начало аскетика, катехетика, гомилетика – наиболее назидательные жанры, предельно актуальные для всех людей во все времена. В силу того, что само по себе церковное предание неизменно, а современные люди меняются и требуют по отношению к себе современных подходов, возникает исключительно творческая задача – в новой форме передать неизменную суть, «молодое» (νέον), или «новое» (καινόν), вино Благовестия, которое не меняется и не устаревает в течение веков.

Выводы доклада таковы:

• При занятиях патрологией надо сочетать науку и творчество на разных уровнях.

• Смысл науки – в приближении к святому отцу. Смысл творчества – в максимальной актуализации его наследия и примера путём духовного подвига и созерцательного отношения к его наследию.

• Наука и творчество не противоречат, а взаимодополняют друг друга.

• Патрология – уникальная дисциплина, позволяющая осуществить синтез науки и творчества ради полноценного изучения наследия отцов ради самого себя, близких и в духовно-просветительских и миссионерских целях Церкви.

• Отцы не ответили на все вопросы современности, но в их ответах можно приобщиться духовной глубине, которая глубже, ярче и значительнее любых вопросов. По мере сопричастности подвигам отцов можно жить их учением и полагать его в подлинную основу своей телесной и духовной жизни.

[1] Доклад на Всероссийской научно-богословской конференции «Гуманитарная наука в духовной школе», которая проходила в Тульской духовной семинарии 23 ноября 2021 г.

[2] Ср. другой противоположный термин – «отцеборчество» (πατρομαχία) (Theodorus Studites. Epistulae 455:46–47; Photius. Epistula 284:183).

[3] Pseudo-Justinus Martyr. Expositio rectae fidei // Corpus apologetarum Christianorum saeculi secundi / ed. J. C. T. Otto. Vol. 4. 3rd ed. Jena, 1880 (repr. Wiesbaden: Martin Sändig, 1969). Morel P. 372C:6–7.

[4] Athanasius. Epistula ad Joannem et Antiochum. L. 11–12.

[5] См.: Martyrium sanctorum Eustathii, Theopistes, ac liberorum (BHG 641) // PG. 105. Col. 377:6–7.

[6] Origenes. Philocalia sive Ecloga de operibus Origenis a Basilio et Gregorio Nazianzeno facta (cap. 1–27) p, 1b:33.

[7] Basilius Caesariensis. Epistulae 91, 1:34.

[8] Amphilochius. De recens baptizatis (orat. 7) L. 176.

[9] Didymus Caecus. Commentarii in Job (7.20c–11) // Didymos der Blinde. Kommentar zu Hiob / hrsg. von D. Hagedorn, U. Hagedorn, L. Koenen. Pt. 3. Bonn, 1968. (Papyrologische Texte und Abhandlungen; Bd. 3). Codex P. 218:9.

[10] Flavius Justinianus. Contra monophysitas 86:1–2.

[11] До 2-й половины XVIII в. в исторические обзоры христианской литературы входило изучение Ветхого и Нового Завета, из-за чего для самих патрологических занятий не оставалось надлежащего времени.

Термин «патрология» введён в название соответствующего труда И. Герхарда «Патрология, или Произведение о жизни и трудах учителей древнехристианской Церкви» (Patrologia sive de primitivae ecclesiae Christianae doctorum vita ac lucubrationius. 1653).

В римо-католическом научном мире во второй половине XVIII в. окончательно сформировалась универсальная дисциплина патрологии, при внутреннем тяготении к интеграции патрологии в более широкую сферу истории христианской литературы, которая была предложена протестантскими учёными.

[12] Maximus Confessor. Quaestiones ad Thalassium 5:40–44.

Как толкование на:

Maximus Confessor. Quaestiones ad Thalassium 5:2–6.

[13] Cм.: Gregorius Nazianzenus. In Theophania oratio 38, 11 // PG. T. 36. Col. 324:1–2.

Ср. у прп. Максима Исповедника, который соотносит это речение с тем, что человек носил в себе «величие Логоса». (Maximus Confessor. Ambigua ad Joannem 7, 35:16–33).

Callistus I Patriarcha. Homiliae adversus Gregoram 6, 13:1–18.

[14] Известны слова свт. Василия Великого в трактате «О Святом Духе», что есть проповедь, доступная всем, а есть вероучение, доступное избранным. Проповедь и так понятна, а для вероучения нужен созерцательный подход. Здесь под проповедью понимается общеизвестное, а под вероучением – самое сокровенное, включая устное не писаное предание отцов. (См.: Basilius Caesariensis. De Spiritu Sancto 27, 66).

[15] См.: Hesychius Sinaïta. De temperantia et virtute 19:18–19.

«…ибо наука наук и искусство искусств искусство (борьбы) со злыми помыслами». См. также: Meletius Confessor. Ἀλφαβηταλφάβητον ε, 39:145–147.

[16] Ср. у Оригена о видении Бога только очищенным разумом: Origenes. Commentarii in evangelium Joannis 19, 3, 17:3–7.

Ориген прямо толкует, что сердце – это разум (καρδίαν δὲ τὸν νοῦν ὀνομάζει). Origenes. Fragmenta in evangelium Joannis (in catenis) Fr. 13:12–16.

Видение Бога не телесными очами, а органом, отличным от них, то есть разумом. См.:

Theoleptus Philadelphiensis. Orationes monasticae 2:303–307.

[17] См.: Anastasii Sinaitae In Hexaemeron anagogicarum contemplationum libros duodecim 7b:630–635.

[18] Gregorius Nyssenus. Orationes viii de beatitudinibus // PG. 44. Col. 1269:37–44.

[19] Ibid. // PG. 44. Col. 1272:18–22.

«Ибо то, что подобно благу, всецело благо. Таким образом, видящий себя видит в себе предмет желаний. И таким образом становится блаженным чистый сердцем, потому что, взирая на свою чистоту, он в образе созерцает Архетип».

[20] См.: Athanasius. Expositiones in Psalmos // PG. 27. Col. 477:51–55.

[21] См.: Ps.-Macarius. Sermones 64 (collectio B) 41, 1, 2:15–3:4.

«Ибо блаженные чистые сердцем, ибо они Бога узрят. Даровавший нам умное и самовластное сказал в нем искать сокрытое Царствие, чтобы не выходить во вне и не стремиться к внешнему, ибо их причина – внутреннее».

[22] См.: Maximus Confessor<. Quaestiones ad Thalassium 47:205–210.

[23] См.: Gregorius Palamas. Pro hesychastis 1, 3, 52:27–31.

^{[24] Theoleptus Philadelphiensis. Orationes monasticae 2:305–307.}

«Блаженны чистые сердцем, то есть бдящие и хранящие ум».

[25] Symeon Thessalonicensis. Epistulae 7:120–124.

«Каковы значит они (чистые сердцем. – И. Д.)? Оказавшиеся превыше тела, по-ангельски жившие, чистоте Христовой по возможности подражавшие…».

[26] Evagrius. De oratione (sub nomine Nili Ancyrani) 35

Προσευχή ἐστιν ἀνάβασις νοῦ πρὸς Θεόν.

[27] Joannis Damascenus. Expositio fidei 68:2.